Название: «Мы были»
Рейтинг: R (чисто за слэш)
Пейринг: СС
Жанр: Драма, слэш присутствует
Размер: миди
Отказ: не моё
Предупреждение: канон большей частью, POV Снейпа, спойлеры
Саммари: То, что утаила от нас Дж.К.Р. из жизни Северуса Снейпа.
Размещение: Не против, только скажите куда, и с ссылкой на мой дневник.
Статус: закончен.
Моя выживаемость всегда зависела от моего желания. А возможность я имел очень часто.
читать дальше
Сейчас, вспоминая все прошедшие годы - нереально быстро пролетевшие, одинокие, больные, невозвратные, тяжелые - хочется лишь закрыть глаза и быть. Не жить, а просто быть, тем, кем я мог бы быть, если бы однажды не сказал «Да, мой Лорд». Трудно думать о жизни, когда ничего и никогда я не смел делать лишь для себя.
Вначале - для матери. Она просила «Северус, сынок, потерпи, вот пойдешь в Хогвартс и отец смягчится, а пока - нужно потерпеть». Тогда слово «потерпеть» означало «не попадаться на глаза», «не злить» и порой «не разговаривать». Хорошо, я научился с этим бороться, когда стал более-менее разумным. Это приводило меня в библиотеку, большей частью. Иногда - на холм недалеко от дома, где стояло большое, одинокое и неказистое, как я в свои шесть лет, дерево. Там же я научился таким вещам, о которых в доме запрещалось говорить - магии. Еще через пару лет по соседству поселились Эвансы - и, казалось, моя жизнь стала не столь однообразной, как раньше. Я не стремился домой, появляясь только на ночь.
Отец... я и сейчас с трудом произношу это слово... почти не обращал на меня внимания - пару раз в неделю мне все же доставалось по полной программе, когда он видел мою мрачную бледную физиономию, и, кривя в презрении губы, в пьяном полубреду наотмашь ударял меня. Должен признать, это потом ему редко удавалось. Раньше, конечно, чаще. Но я стал ловок со временем, хотя мой рост всегда был выше моих сверстников. Но я никогда не пытался пригнуться перед отцовским взглядом. Быть может, именно этот факт так и бесил его. Чем больше он издевался надо мной, тем выше я поднимал голову, тем прямее я старался ходить. Я и с этим научился бороться.
Насчет Эвансов... Эта рыжая девчонка - Лили - заставляла меня смеяться. Это жизнерадостное солнечное существо невозможно было забыть... Я не знаю, был ли я влюблен в нее. Наверное, всем трудно в восемь-десять лет осмыслить понятие дружбы, узнать, что такое влюбленность.
А потом... Потом был Хогвартс. И я был разочарован им, главным образом потому, что зеленый взгляд Лили был чаще направлен в сторону этой самоуверенной эгоистичной выскочки - Джеймса Поттера.
«Привет! Я Джеймс»...
«А я Лили»...
«Привет! Я Джеймс»... «Я Джеймс»... «А я Лили»... «Я Джеймс»... «А я Лили»...
Этот момент долго снился мне в моих кошмарах...
Мы в первый год редко разговаривали с Эванс в школе, хотя, должен признать, ее настойчивость меня всякий раз удивляла. Обычно она пыталась сделать это в библиотеке (я вновь учился быть одиноким). И я успешно избегал ее где-либо еще.
«Сев, ты уже сделал зелья?»
Молчание.
«А что ты думаешь про уроки профессора Биннса?»
Молчание. Легкое передергивание плечами: разве ты не видишь, девчонка, на мне клеймо - зелено-серебристый герб на мантии - и я сам его выбрал?
«А я вот считаю...» и далее непринужденный длинный монолог нейтрально-положительных отзывов о нашем уважаемом (я не удержался и фыркнул) профессоре Биннсе. Она была паинькой - ни одного негативного отзыва. Во всех искала и видела только хорошее. Даже во мне, явном одиночке из всех одиночек в Слизерине. Она могла говорить часами, пока я, захлопнув прочтенный том, не ставил его на место, и, с трудом подавив желание кивнуть, не уходил в свою слизеринскую гостиную.
Но она не сдавалась, и спустя некоторое время я с увлечением ждал ее очередного длинного монолога.
Потом, иногда - чаще, чем мне бы хотелось - ей удавалось разговорить меня. И я смеялся над ее непосредственностью, а когда смех проходил, разглядывал ее широкую улыбку. Просто сидел и смотрел. И она смотрела на меня.
Это был наш секрет - секция маггловских изобретений, и тайное место встречи. Но мы никогда не договаривались заранее - я искренне считал, что Эванс делает большую ошибку, ища со мной встреч, хотя они и выглядели случайными.
«Сев, ты не подашь мне вон ту книгу сверху?»
Я молча, только слегка изогнув бровь, доставал «Телефоны. Замена каминной сети?».
«Спасибо. Хорошо, что ты попался сегодня мне. Ты такой высокий»
И я прикусывал свой резкий ответ, что манящими чарами она владеет лучше всех на параллели.
Летом, когда нам приходилось уезжать из школы, я вновь становился «Севом», а она «Лили», не «Эванс». Не то чтобы она не злилась на меня, но когда тайфун «Лили» проходил, мы вновь делали вид, что дружим. Мало говорим о школе. Много о мечтах, ее главным образом - дом, семья. Рождество и омела. «Ромео и Джульетта» и Восстание великанов 1678 года. Эхинацея и лечебные зелья. Маггловское кино и «Чарующие ведьмы». Перья и шариковые ручки. Гобблины и королева Елизавета.
Первые четыре курса были самыми беззаботными - я чувствовал себя причастным к чьей-то жизни, хотя и отгонял эту мысль от себя. Я не мог спросить Эванс, чувствует ли она то же самое, но все же что-то заставляло ее приходить, пусть тайно, на протяжении четырех лет в самую непопулярную секцию библиотеки.
На пятом курсе все изменилось. Маленького одинокого слизеринца заметили, одновременно, и однокашники, и гриффиндорцы, с той лишь разницей, что первые уже яростно служили Темному Лорду (спасибо их предкам, которые учились с Темным лордом), а вторые - Джеймсу Поттеру. Я мог дать отпор слизеринцам - уже в то время я с легкостью варил зелья, которые, вероятно, были запрещены в некоторых кругах. Слизеринцы были аристократами большей частью, и совсем не обнищавшими. Я занялся торговлей. «Чужой среди своих», нищий слизеринец, как бы это парадоксально не звучало. Шляпа пыталась предложить мне Ровенкло - но я сделал свой выбор. Моя мать училась в Слизерине. Я - то, что я есть...
Мне всегда нужны были новые ингредиенты, новые книги (да здравствует подпольная коммерция Хогвартса!). Да и мантии быстро становились маленькими, а ботинки - стертыми, не то чтобы я на них много тратился... Неудивительно, когда слух о моих невероятных успехах в зельях дошел до Темного Лорда, тогда молодого, красивого и невероятно харизматичного, и я сам пожелал служить ему. Метку, конечно, просто так не дают, ее еще заслужить надо. Поэтому в этот год я нашел еще одно себе увлечение - темной магией. Авось, пригодится. Эванс не одобряла, но все равно не пыталась отобрать у меня запретные книги:
- Ты ведь все равно будешь хорошим, да, Сев?
В её глазах, чистейших изумрудах, в этот момент появлялось беспокойство - но никакой неуверенности во мне: я буду хорошим. Всё равно.
А я лишь старался сохранить ровное дыхание и успокоить свой ритм сердца - так нелеп был этот вопрос. Так нелеп и наивен, что даже я не готов был вылить на девчонку ушат холодной воды и привести ее мысли в соответствии с ее возрастом. Пятнадцать лет. Нам было уже по пятнадцать, а она все еще оставалась сущим ребенком. Я не прорицатель, но уже тогда я не ждал ничего хорошего от своей судьбы - и оказался прав, как ни крути... Но в тот момент я готов был собственноручно заавадить себя, лишь бы никогда не сказать ей жестоких слов об ее инфантильности, лишь бы вновь и вновь видеть в этих зеленых глазах причастность к моей судьбе.
Тогда же Поттер и иже с ним стали тщательней следить за Эванс, с которой мы «не дружим» в Хогвартсе. Ох, неужели Поттер наконец-то осознал свою ориентацию? Это на пятом курсе-то?
Мы с Эванс... нет, я - сам по себе, а Эванс отчего-то вновь - рядом, готовились к полугодовым экзаменам, как обычно в библиотеке, когда произошла серьезная стычка (Поттер приревновал) между мной и гриффиндорцами. Лили ругалась - на меня, на Поттера, на Блэка. Глаза в гневе сверкали зелеными искрами - я был влюблен в эти глаза, потому что свою ориентацию я осознал уже давно, не то чтобы пытался как-то подтвердить ее фактами... Они «всего лишь» обозвали меня «нюниусом», а я разрезал их словами, гораздо более обидными, хотя, подозреваю, они долго искали значение слова «имбецил», потому что после того дня они постоянно крутились в библиотеке - искали толковый маггловский словарь, вероятно. До потасовки так и не дошло - мадам Пинс резко прекратила стычку, вышвырнув всех к директору на ковер.
Лили к старику шла довольно-таки обособленно, за ней, приноравливаясь к ее легкой походке, шагал Поттер, Блэк, злобно оглядывающийся на меня, Люпин, немного понурив голову, и Петтигрю - он семенил, как-то трусливо оглядывая все вокруг.
Тогда я был в кабинете директора первый раз, и старик не отличался дружелюбием ко мне. Раз слизеринец, значит темный.
Словесная перепалка продолжилась и перед голубыми очами директора, когда на его «Северус, вы не о чем не хотите рассказать мне?» я лишь равнодушно (словно не я внутренне кипел, как котел с кислотой) пожал плечами и недоуменно сказал:
- Понятия не имею о чем вы, господин директор.
Поттер, болван этакий, не сдержался и произнес «Мелкий засранец» - тихо, но недостаточно, чтобы я не сумел услышать. Вот только присутствие директора, в отличие от этого самовлюбленного кретина, не стало препятствием. И, стряхнув несуществующую пылинку со своей выцветшей робы, я мгновенно ответил, не понижая голоса:
- А я - Северус Снейп. Наконец-то мы познакомились, так сказать, официально, мелкий засранец.
Ох, какой шум подняла эта шелудивая псина Блэк (Поттер сдержался), - просто невероятно. Все грозился отомстить мне за друга при первой возможности - глупец, хотя бы подождал, пока мы останемся один на один. Что с него взять - гриффиндорец. Так, или иначе, Дамблдор строго посмотрел именно на меня:
- Северус, зачем вы назвали так Джеймса - при всех?
Люпин в это время резко поднял свою голову, приоткрыл рот, потом, вспыхнув, закрыл его. Ага, слышал, значит, что это вовсе не я начал. Трус.
- Простите, господин директор, я не знал, что Джеймс, - я выплюнул его имя, - скрывает это.
Ну, я был отправлен на отработку с Филчем за мою игру слов позже, вот только это никак не помешало мне наблюдать за ярко-красными от злости Мародерами.
Лили обиделась и не разговаривала со мной и - что удивительно - с Поттером и Блэком тоже, до пасхальных каникул. Это избавило меня от неприятности общаться с директором, так как теперь стычки происходили один на один... точнее я один - и четверо гриффиндорцев с одними мозгами на всех, и, кажется, большая часть приходилась на Люпина. Да уж - судьба несправедлива.
Как бы я не отгонял от себя мысли об Эванс, но я не мог полностью избавиться от ощущения всепоглощающего одиночества, охватившего меня в эти два или три месяца. Я не мог найти причины этого состояния, и стал учиться еще старательнее, пытаясь заполнить образовавшуюся пустоту. Это, конечно же, не прошло незамеченным со стороны преподавателей и некоторых заинтересованных слизеринцев. Я стал первым учеником по полученным баллам.
Скучал ли я по мелодичному голоску Эванс, который на протяжении предшествующих лет постоянно сопровождал меня в библиотеке? Я думал, что нет. Но я скучал по ее словам - поддерживающим, сочувствующим и никогда не обвиняющим. Скучал ли я по ее глазам, изучающий взгляд которых то и дело останавливался на моем лице? Вероятно, да. Скучал ли я по ее точеной хрупкой фигурке? Вовсе нет. По ее теплой руке, нечаянно прикасавшейся к моим извечно холодным пальцам? Возможно. Скучал ли я в целом по ее присутствию в моей жизни? Я нашел ответ позже.
Как бы то ни было, на пасхальные каникулы Мародеры, как они себя называли, впервые не уехали по домам. Кажется, от Блэка отказалась его семья. Неудивительно - позор чистокровной семьи, веками учившейся на славном и великом факультете Слизерин. Как я это узнал? Хорошо, у меня появился еще один достоверный источник информации в тот год - Люциус Малфой. Он закончил Хогвартс спустя год после того как я поступил в школу, он был первым, кто протянул мне руку за слизеринским столом - и на несколько лет вперед расположил меня к себе. Но познакомился я с ним, так сказать, ближе, в Рождество пятого курса, когда мои однокашники пригласили на встречу с Темным Лордом. Все было чинно и так невероятно дорого! Красивые залы, вкусный обед, густое вино...
Ах, Люциус! Впервые я пожалел, что хотя бы частично не владею той толикой изящества и аристократической красоты, которой владел он. Я хотел его, но было слишком рано что-либо предпринимать. Моя карьера в его кругах лишь только начала развиваться, как едва пробившийся росток - впрочем, тщательно лелеемый с моей стороны. Он, конечно, видел мои заинтересованно-холодные взгляды, бросаемые на его надменную фигуру, и даже позволял себе немного флиртовать со мной. Он всячески намекал, что у меня есть шанс - как только я стану его коллегой, как только я войду в круг его общения. И, вернувшись, я не мог разочаровать его.
Я учился как одержимый, даже ходил, уткнувшись в книгу с урока на урок, что, конечно же, не стало незамеченным со стороны Мародеров. Они как будто знали, где я могу находиться, даже на нижних уровнях замка, одиноко практикующим темные искусства. Я защищался и нападал как разъяренный фейри, нередко как раненный разъяренный фейри. Но и они - все четверо - не раз и не два плелись в лазарет, словно побитые дворняги. Должен отдать им должное - я больше ни разу не был в кабинете директора по этому поводу: видимо, кое-какая гордость у них все же имеется...
Так, в глазах окружающих мы вновь стали обычными представителями соперничающих факультетов, холодно презирающих друг друга и только. И в глазах Эванс, к сожалению, - тоже. Она успокоилась, и вновь села со мной в библиотеке, а я снова ожидал открытой конфронтации. Ответ на ранее заданный вопрос нашелся в тот же миг, как я почувствовал ее присутствие в «нашей» секции библиотеки. Ее запах взбудоражил мою кровь, заставляя пылать мои щеки, и я тут же отвернулся к окну, закрыв другую половину лица своими волосами. Я скучал по ее присутствию, хотя и не находил рационального объяснения. Мне не нравились девчонки. Я не хотел их. Я не представлял их, фантазируя по ночам. Они не снились мне, когда я с тихим, почти беззвучным стоном просыпался от «мокрых снов». Но в тот момент, когда она вернулась в библиотеку, я четко ощутил, как ниточка, соединяющая нас доселе, превратилась в толстый трос - невидимый, но ощутимый. Но все это я чувствовал со своей стороны, что же чувствовала она, я так и не решился спросить, но все же надеялся, что ей хотя бы интересно со мной - я мог поддержать любые поднимаемые ею темы разговора, и она смеялась на все мои многочисленные остроты, слетавшие с моего языка, которые остальные воспринимали как язвительность. Но это была - и есть - лишь часть моего характера.
Ну, тут я и попался, как девочка-первокурсница Слизерина, не уяснившая правила игры. Позже мне «удалось» подслушать о неком ночном нарушении правил, о котором чертов Блэк говорил с кем-то из своих гриффиндорцев, вероятно с этим тупоголовым Петтигрю. В необъяснимом стремлении выяснить, чем же так заняты ночами Мародеры, я едва не стал кормом для Люпина. Оборотень! Подумать только, старик держит в школе ручного вервольфа, словно какого-нибудь пушистого фамилиара! Тогда я во второй раз оказался на ковре у директора, словно это я скрывал в Хогвартсе, набитом детьми, неразумное животное. Старик потребовал с меня слово, что я буду молчать о произошедшем в Визжащей хижине, а с Блэка - извинения, как будто этого было бы достаточно для меня. Что ж, Блэк извинился. Перед директором. О, а этот Поттер - заносчивый щенок - тут без него тоже не обошлось. Предполагается, это он меня спас, вытащив из хижины, как только Поттер узнал от Петтигрю, что Блэк специально проговорился так, чтобы я услышал о ночной вылазке Мародеров.
Поделом тебе, Северус. Будь осторожен с Гриффиндорцами, слухи приносящими - и среди них может затесаться скрытый Слизеринец, хотя составление плана «Ужин для вервольфа» у Блэка явно ушло около пары месяцев. Как бы то ни было, но год кончался, а я ни капли не верил в фарисейское раскаяние Блэка и филантропию Поттера. То, что ты поневоле задолжал жизнь своему врагу, создавшегося положения не спасало, и Поттер, зная, и упиваясь этим фактом, не преминул выставить свои гриффиндорские «достоинства» перед друзьями и Эванс заодно.
Это случилось перед С.О.В. Я читал зелья возле пруда - наш профессор и не мечтал о такой книге (спасибо Лорду - по его приказу Люц снабжал меня довольно занимательной литературой). Почти обычная стычка «я против Мародеров». Только вот свидетелей была уйма. Слово за слово - и мы с Поттером сцепились уже не только на словах. Я бы убил его. Я готов был убить его, когда в мозгу сформировалась мысль, что я могу подвести Люциуса, оказавшись в тюрьме прежде, чем присоединись к его Лорду. Это было бы наихудшим развитием событий - слизеринец, который не смог перехитрить глупого гриффиндорца. Я хотел отомстить позже, без свидетелей, когда надо мной не будет висеть прямая угроза Азкабана. И моя рука дрогнула в последний момент, направив мою собственную «сектусемпру» в сторону, лишь вскользь задев щеку Поттера. И тут вмешалась Эванс, подлившая масло в огонь, пытаясь утихомирить - теперь уже все знали это - своего прославленного поклонника. Я был зол, в том числе и на Эванс, которая заглядывалась на этого заносчивого наглого Поттера. Я был зол на бесхребетного оборотня, который влюбленными глазами смотрел на Лили... и больше ничего не предпринимал. Он был разумней Поттера, но такой же трус, как и они все. Все они были трусами. А я не считал себя таковым и я мог сказать в лицо гриффиндорцам то, что должен был, во имя Лорда.
В следующий момент я остался безоружным, отвлекшись на Эванс. И Поттер направил на меня палочку.
Но, уже после того как Поттер применил ко мне Левикорпус, и я уже свисал вниз головой, тщетно старающийся прикрыться мантией, я не мог отделаться от зарождающегося гадкого чувства внутри себя, все более разрастающегося, проникающего в мозг и охватывающего ядовитыми щупальцами.
Откуда же этот самовлюбленный засранец знал заклинание «Левикорпус»?!
И мои мысли в мгновение ока выстроили ужасающую в своих выводах логическую цепочку: никто не мог знать этого заклинания, потому что его изобрел я, и Левикорпус следует налагать именно невербально. И однажды, всего раз, я записал его формулу на полях своего учебника по Зельям. Учебника, который находился у Лили Эванс. Учебника, который я собственноручно отдал Эванс в начале этого - пятого - курса, чтобы она смогла воспользоваться моими подсказками. Отдал, потому что выучил все те немудреные зелья наизусть уже довольно давно; выучил, потому что учебник когда-то принадлежал моей матери, Эйлин Принц.
И я уже не мог остановиться, не просчитывать до конца: изобретенное мной невербальное заклинание - запись на полях учебника - учебник у Эванс - и Поттер применяет Левикорпус на мне.
Я смотрел на Эванс и мне казалось, что ее губы дрогнули, будто она собирается смеяться надо мной, как и все прочие. И это сложилось с уже сделанным мною выводом - она показала учебник моей матери моему врагу, Джеймсу Поттеру. И она собиралась смеяться надо мной.
Был ли я ослеплен яростью и унижением? Или я впервые почувствовал вкус предательства? Я не помню своих чувств, но я знаю, что я начинаю отвечать резко, когда нахожусь в ловушке:
- Мне не нужна помощь паршивой грязнокровки! - это самое обидное, что было для нее.
Я хотел, чтобы она не вмешивалась, и она не стала вмешиваться. Вот только эти подернутые болью глаза навсегда отпечатались в моем разуме. Именно их я вижу в Визжащей хижине, истекая кровью после укуса Нагайны...
Роковое слово было произнесено, и бедствие уже было не остановить. Поттер разошелся не на шутку... Не таким я себе представлял свое первое раздевание перед публикой. Точнее - перед одним человеком, которого здесь даже не было.
Я был унижен и, соответственно, зол на всю ситуацию в целом и тут же написал Люцу с согласием присоединиться к Темному Лорду. Я был у Малфоев спустя несколько дней и больше не возвращался в Паучий тупик, пока учился в Хогвартсе.
Дата принятия метки была назначена - летом, после шестого курса. Еще оставался целый год - я буду совершеннолетним, и я буду одним из самых преданных и сильных сторонников Темного Лорда, тем, кем он смог бы гордиться. Я буду иметь то, что заслужу: силу, влияние и любовь Люца. Я и еще несколько моих одноклассников. Я был горд этим - меня заметил такой могущественный волшебник, как Темный Лорд. В следующий год я свысока смотрел на этих тупоголовых гриффиндорцев - Поттера и его шайки - им никогда не добиться такого величия и преклонения, как моему Лорду. Такой силы, мощи и притягательности.
Лорд Судеб. Я был восхищен.
Мы - новички - веселились и смеялись над Дамблдором, министерством и прочими дураками, которые думали, что будут спокойно доживать свою старость. Они не знали, что их ожидало. Это глупое словосочетание «ветер перемен»... Оно коснется всякого несогласного. Я тоже хотел быть сильным и неуязвимым - спасибо отцу. И я ненавидел магглов - спасибо отцу. Я ненавидел глупцов, ненавидящих волшебников - спасибо... вы догадались? И еще я был в ярости на Поттера и прочих - я заставлю их уважать меня и считаться с моей силой.
Шестой курс означал для меня принятие меня таким, каков я есть. С невыдающейся внешностью, пытливыми изворотливыми мозгами и участившимися стычками с Гриффиндорцами, в которых я чаще, чем они, оказывался победителем. Я так и не был у директора по этому поводу - не потому что я совсем уж не попадался, а потому, что прочие слизеринцы - Мальсибер или Эйвери, лояльные к Темному Лорду, стали давать за меня алиби, и потому, что я был достаточно умен, дабы избежать открытых схваток. Я бил со спины, расставлял ловушки впереди, подставлял Хаффлпафцев, шантажировал, когда владел информацией, я варил различные зелья, помогающие мне тем или иным образом, пользовался самостоятельно изобретенными заклинаниями. Так или иначе я доставал Мародеров, раз за разом отправляя их в лазарет, тщательно, впрочем, контролируя мой гнев на них - я и дальше собирался их мучить, а Азкабан в мои планы никак не входил. И большей частью никто даже не думал связать их катастрофическое невезение с тем, что произошло перед прошлогодними С.О.В.ами.